Освобожденные из заключения участницы манифестаций в Иране все чаще кончают жизнь самоубийством. Так, акт суицида совершила участвовавшая в акции протеста в Тегеране 19-летняя Ялда Агафазли, которую держали в тюрьме Карчак.
Тело другой активной участницы демонстраций, 37-летней Атефе Наами, было обнаружено в её доме в Карадже через восемь дней после выхода из тюрьмы. Женщину нашли с накинутым на голову одеялом и шлангом, подсоединенным к газовой печи.
Попытку суицида предприняла и тренер спортивного клуба, 33-летняя Мина Ягуби, арестованная в начале ноября во время протестов в городе Араке. Женщина выбросилась из тюремного окна, но врачам удалось спасти ее жизнь.
Комментируя этот инцидент, тюремные власти сообщили, что арестованная Ягуби, которая дважды пыталась совершить самоубийство, имела серьезные проблемы с психикой. Но члены семьи женщины обвинили администрацию тюрьмы в применении пыток, заявив, что до ареста Мина Ягуби была физически и психически абсолютно здорова.
После освобождения из тюрем некоторые заключенные рассказывали, что их заставляли принимать какие-то таблетки, а также приводили факты многочисленных случаев изнасилований и ужасающих пыток со стороны работников тюрьмы.
По мнению иранских правозащитников, препараты, которые заставляли принимать заключенных, могли быть производными калия, вызывающими тяжелую депрессию, чувство отчаяния и спутанность сознания. Применение таких препаратов вкупе с избиениями и изнасилованиями вполне могло провоцировать в подсознании заключенных мысли о самоубийстве.
О том, что происходят в иранских тюрьмах, рассказал в беседе с корреспондентом haqqin.az известный иранский правозащитник Ирадж Месдаги – бывший политзаключенный тюрьмы Эвин, а также автор книг “Ни жизнь, ни смерть” и “Ад на Земле”, посвященных иранской пенитенциарной системе.
По его словам, изнасилования женщин из числа политических заключенных является составной частью иранской правоохранительной системы.
“В своих книгах я зафиксировал показания более ста женщин-политзаключенных, которые в разные годы были жертвами сексуального насилия в тюрьмах Ирана, – рассказал Ирадж Месдаги. – На протяжении всей истории человечества первыми жертвами межнациональных, межэтнических и религиозных войн, а также походов иноземных войск для завоевание новых земель, неизменно были женщины и дети. Помимо обычных лишений, сопутствующих войнам и конфликтам, женщины становятся также жертвами такого тяжелого преступления, как изнасилование. Я убежден, что суть вопроса изнасилований женщин в тюрьмах Ирана необходимо рассматривать именно в историческом контексте. Сразу же после революции 1979 года новый режим поставил перед собой цель уничтожить шахское наследие во всех его проявлениях – от политики, искусства и образования до военной сферы, СМИ и образа жизни молодежи. Все эти сферы муллы считали изначально прозападными, то есть, сатанинскими, которые надлежало выжечь каленным железом…”
По словам иранского правозащитника, другой категорией иранских граждан, обреченной на безжалостное уничтожение, были бывшие союзники аятолл – либерал-демократы, социалисты, коммунисты из партии ТУДЕ, этнические организации и прочие. Не случайно, еще на заре становления новой исламской правоохранительной и юридической системы режим аятолл призывал силовиков считать врагов исламской революции военным трофеем (!) и обращаться с ними, как заблагорассудится. Это был своего рода “зеленый свет” на любые пытки, издевательства и убийства всех несогласных с теократическим режимом и системой.
“Представьте, что изнасилования женщин в тюрьмах Ирана было настолько распространенным явлением, – говорит Ирадж Месдаги, – что даже аятолла Хосейн Али Монтазери – один из самых влиятельных политиков Ирана в период правления аятоллы Хомейни, официально считавшийся его преемником, в своем письме к рахбару призвал остановить массовые пытки и казни в стране. После чего Монтазери впал в немилость, был лишен титула аятоллы и ушел со всех государственных постов”.
Правозащитник утверждает, что случаи пыток и изнасилований женщин-заключенных в иранских тюрьмах можно разделить условно на три категории – метод давления следователя во время допроса, сексуальное насилие, совершенное одним или несколькими надзирателями в одиночных камерах для подавления личности заключенных, а также изнасилования, как религиозный ритуал, совершаемый по шариатскому постановлению судьей перед приведением в исполнение смертного приговора, дабы предотвратить попадание в рай заключенных-девственниц.
“Изнасилования заключенных женщин в тюрьмах, особенно, во время допроса – это не имеющий в современном мире аналогов официальный акт насилия под прикрытием норм шариата” – подчеркивает Масдаги.
По его словам, этот один из самых жестоких видов пыток, распространенных в тюрьмах со времен Хомейни и продолжающихся при Хаменеи, особенно широко культивируется в самой крупной в стране тюрьме Эвин.
“В этой тюрьме следователи и другие лица, участвующие в допросах и применяющие пытки, сами решают, когда прибегнуть к изнасилованию заключенной, – рассказывает иранский правозащитник. – Согласно известной фетве Хомейни, ставшей канонической для всех судебных органов Ирана, в ходе допроса следователь, как и врач-мужчина при лечении пациентки-женщины, имеет право при необходимости касаться её тела. В этой связи муллы в Эвин и других иранских тюрьмах даже организовали, так называемые, “лекции Хомейни”, на которых разъясняли работникам тюрем суть постановления рахбара, чтобы ни у кого из правоохранителей не было чувства вины, если будет принято решение об изнасиловании. Фетва Хомейни разрешала прикосновение к телу заключенной “столько, сколько необходимо”. Было также рекомендовано использовать для получения информации от заключенных женщин любые методы, включая сексуальное насилие…”
Масдаги убежден, что фетва Хомейни стала мусульманской “индульгенцией” для следователей, получивших от рахбара право на любые действия в отношении заключенных. В результате, допросы превратились в сплошные пытки и изнасилования женщин-заключенных.
“Иногда следователи и охранники вместе насиловали заключенных, – говорит правозащитник. – Самым действенным оправданием изнасилования был отказ заключенных от предоставления информации и сотрудничества с органами прокуратуры. Позже вышли другие фетвы, согласно которым следователи могли считать женщин-заключенных военным трофеем (ганима), то есть, согласно шариатским традициям, они получали полную свободу действий для любой сексуальной эксплуатации. В этих случаях следователь и судебные органы рассматривали беззащитных женщин, особенно, тех, кто был арестован во время вооруженных конфликтов или связанных с оппозиционными организациями типа Муджахеддин-э-Хальк, как собственных наложниц. То есть, женщин, доставшихся им после победы над врагом. Другими словами, шариат позволял служителям закона и правоохранительных органов сделать любую арестованную женщину “военной рабыней” и использовать её в целях сексуального удовольствия”.
По словам Масдаги, охранники могли насиловать женщин-заключенных в одиночных камерах, поскольку так никто не мог услышать их крики.
“Когда меня выводили из одиночной камеры в ванную тюрьмы Гохардашт, я услышал из окна другой ванной рыдания женщины, – вспоминает Масдаги. – Она кричала, что ее изнасиловали в одиночной камере и молила о помощи”.
Как утверждает иранский правозащитник, решение шариатских судов об изнасиловании девственниц перед казнью, дабы предотвратить их попадание в рай, является наиболее жестоким и циничным видом насилия над женщиной.
“Такие решения массово выносили в 80-90-е годы, – рассказывает он. – Тогда начальником тюрьмы Эвин был некий Асадулла Ладжурди. Этот человек, воспользовавшись после окончания ирано-иракской войны приказом аятоллы Хомейни об очистке станы от “отступников и атеистов”, лично расстрелял тысячи заключенных, среди которых были немало девушек- девственниц. Так вот, исполнение решения об изнасиловании перед казнью девственниц выполняли, как правило, либо лица из близкого окружения Ладжурди, либо кто-то из “высокопоставленных гостей” тюрьмы Эвин. Были и вовсе дикие, издевательские случаи, когда охранник приходил с коробкой конфет и деньгами в дом изнасилованной им девушки и, вручая подарки родственникам своей жертвы, утверждал, что женился на их дочери в тюрьме, а деньги – это её приданное…”
Эксперт особо отмечает, что женщины, подвергшиеся изнасилованию в тюрьме, после выхода на свободу становятся жертвами общественного остракизма, париями для знакомых и соседей, поскольку в таком религиозном и закрытом обществе, как Иран, потеря девственности вне брака, считается позором.
“Важно учесть, что сексуальное насилие в тюрьмах не заменяли физические пытки, а лишь дополняли эту средневековую систему наказаний, – говорит Масдаги. – Особое внимание власти Исламской республики уделяют психологическому аспекту, чтобы на долгие годы надломить свою жертву, сделать её покорной. К примеру, по свидетельству кореянок, подвергшихся во время Второй мировой войны насилию и сексуальной эксплуатации со стороны японцев, даже спустя 60 лет воспоминания об этом травмирует их психику. Следует понять, что физические пытки в какой-то момент притупляют восприятие боли, а со временем даже могут забыться. Но пытки психологические и последствия сексуального насилия будут не только мучить жертву всю оставшуюся жизнь, но и пагубно влиять на её личную и сексуальную жизнь в будущем”.
По мнению Месдаги, самоубийства девушек, арестованных в ходе акций протеста, несомненно, связаны с сексуальным насилием, пытками и психологическим давлением.