Геополитическая ситуация в мире претерпит значительные изменения после окончания войны на Украине. Об этом в интервью FT заявил бывший госсекретарь США Генри Киссинджер.
«Не естественно для Китая и России иметь одинаковые интересы по всем обозримым проблемам. Я не думаю, что мы можем вызвать возможные разногласия (между ними), но я думаю, что обстоятельства сделают это. После войны на Украине России придется как минимум пересмотреть свои отношения с Европой и свое общее отношение к НАТО. Я думаю, что неразумно занимать враждебную позицию по отношению к двум противникам таким образом, чтобы сводить их вместе, и как только мы возьмем на вооружение этот принцип в наших отношениях с Европой и в наших внутренних дискуссиях, я думаю, что история предоставит возможности, в которых мы можем применить дифференциальный подход.
Это не означает, что кто-либо из них станет близким другом Запада, это означает лишь то, что по конкретным вопросам по мере их возникновения мы оставляем открытой возможность иметь другой подход. В предстоящий период мы не должны смешивать Россию и Китай как неотъемлемый элемент».
Говоря об угрозе перерастания кризиса в ядерную войну Киссинджер отметид, что «Сейчас мы [сталкиваемся] с технологиями, в которых быстрота обмена, тонкость изобретений могут привести к катастрофам такого уровня, который даже нельзя было вообразить. «И странный аспект нынешней ситуации заключается в том, что оружие множится с обеих сторон и его изощренность увеличивается с каждым годом.
Но на международном уровне почти не ведется дискуссия о том, что произойдет, если оружие действительно будет использовано. Мой призыв в целом, на какой бы стороне вы ни находились, заключается в том, что надо понять, что сейчас мы живем в совершенно новую эру. По мере того, как технологии распространяются по миру, дипломатия и война будут нуждаться в другом содержании, и это будет проблемой».
На вопрос, где в этой ситуации проходит красная линия Путина, Киссинджер напомнил, что примерно раз в год в течение примерно 15 лет встречался с ним «для чисто академических стратегических дискуссий». «Я думаю, что его основные убеждения были своего рода мистической верой в русскую историю . . . и он чувствовал себя оскорбленным в этом смысле не тем, что мы сделали сначала, а тем огромным разрывом с Европой и Востоком… Я думаю, что он просчитался в ситуации, с которой столкнулся на международной арене, и он, очевидно, просчитался в возможностях России для поддержания такого крупного предприятия — и когда придет время урегулирования, все должны принять это во внимание, что мы не вернемся к прежним отношениям, а позиция для России будет иной из-за этого — и не потому, что мы этого требуем, а потому, что они это сделали…Во всех этих кризисах нужно попытаться понять, что представляет собой внутренняя красная линия для… Очевидный вопрос: как долго будет продолжаться эта эскалация и насколько велики возможности для дальнейшей эскалации? Или он достиг предела своих возможностей, и ему предстоит решить, в какой момент эскалация войны напряжет его общество до такой степени, что ограничит его способность проводить международную политику в качестве великой державы в будущем.
У меня нет суждений, когда он дойдет до этого. Когда эта точка будет достигнута, обострится ли ситуация, перейдя в категорию оружия, которое за 70 лет своего существования ни разу не использовалось? Если эта черта будет пересечена, это будет чрезвычайно важным событием. Потому что мы глобально не прошли через то, какими будут следующие разделительные линии».
Говоря о позиции Китая, дипломат отметил, что «любой китайский лидер сейчас будет размышлять о том, как не попасть в ситуацию, в которую попал Путин, и как быть не оказаться в ситуации, когда в случае кризиса, весь мир против вас».