То заседание Милли Меджлиса в конце февраля 1992-го по сей день перед глазами. Нервная обстановка, даже взрывоопасная ощущалась и в стенах парламента, и особенно вне. Люди собирались перед зданием, и уже к полудню здесь было много народа, стремящегося попасть внутрь. Полиция, естественно, сдерживала людской порыв. Так начиналось заседание…
Подробности повестки дня стерлись из памяти. Но как сейчас перед глазами галерка с журналистами, которых потеснила большая группа женщин. В зал им, видимо, не удалось пробиться. На трибуне представитель правительства. За криками потрясенных событиями людей трудно уловить суть его слов. Помнится только, что заявил он о двух (!) погибших в Ходжалы. И больше никаких подробностей. Под конец вещавшего с трибуны было уже и вовсе не слышно, потому что с галерки неслось яростное «Яланды!» (Ложь!).
Никаких мало-мальски внятных сведений о том, что же все-таки произошло, так и не последовало. Все пребывали в растерянности. Никто из официальных лиц якобы ничего не знал. Только потом, когда стало известно о трагедии от очевидцев и пострадавших, все ужаснулись. Тогда, спустя лишь год после обретения бывшими совками независимости, все еще теплилась надежда, что Москва что-то предпримет. Какое там… Сотворившими это чудовищное злодеяние в ночь с 25 на 26 февраля 1992-го были армянские сепаратисты. Стало ясно – хотя, может, и не всем, – что нам нечего ждать и не от кого, даже от бывших «братских» соседей.
Один на один со своим горем, со своей трагедией – что может быть страшнее… Ни одна из считающих себя цивилизованными стран не откликнулась, не выразила сочувствия горю, переживаемому азербайджанский народом. Впрочем, и сейчас далеко не все спешат назвать содеянное в Ходжалы тем, чем оно в действительности является – геноцид.
Правда, лед непонимания все же треснул, но настоящего ледохода так и не наступило…
В ту черную февральскую ночь с 25 на 26 февраля 1992 года армянскими вооруженными формированиями начался штурм крошечного карабахского городка Ходжалы. Его жители, со стариками и детьми, не успев толком одеться, в лютый мороз вынуждены были бежать куда глаза глядят. Но многие так и добрались до ближайшего населенного пункта – Агдама, где проживали преимущественно азербайджанцы. Армянские боевики учинили расправу над мирным населением. Погибли 613 человек, в том числе 13 детей. Их преследовали и расстреливали нелюди. Не просто убивали, а еще и глумились над ранеными и трупами…
Ведь были же сигналы о том, что возможна трагедия… До последнего не верили, что такого масштаба зверство реально. Оказалось, что были и по сей день есть существа в человеческом обличье, коих назвать людьми – уже преступление. В этом еще раз убедился азербайджанский народ во время контрнаступательной операции в Карабахе в сентябре минувшего года, когда армянские вооруженные силы бомбили города и убивали мирных граждан страны.
О Ходжалинском геноциде написано, сказано немало. Из сотен искалеченных жизней мне отчего-то часто вспоминаются три горестные человеческие судьбы, вернее, две судьбы, слившиеся в одну. Национальный герой, начальник ходжалинского аэропорта Алиф Гаджиев и его жена. Они были неразлучны с того дня, как встретились, а произошло это в небольшом белорусском городе, где служил наш земляк. Любимую он привез на свою родину. В семье главенствовала Любовь. Они понимали друг друга и без слов. Алиф чувствовал приближающуюся беду, кричал Баку, чтобы прислали помощь, вывезли людей. Жена не хотела уезжать, оставлять его одного, но дети… Две девочки, две малышки, которых нужно было сберечь. Сам Гаджиев остался, не в его правилах было отступать перед врагом. Но силы были слишком неравны.
Он говорил с любимой и после своей гибели. И она отвечала ему. Только благодаря этому она нашла в себе силы встать с колен перед его портретом, стереть слезы и продолжать жить ради детей. Ради него!
Другая судьба. Не менее жестокая. Маленькой Нигяр было около четырех, когда не стало ни мамы, ни папы. Их в Ходжалы убили армянские изверги. И вообще ни одного родственника. Она не помнит, ни как ее перевозили, ни как очутилась в Баку и оказалась в детском доме. Помнит только тот день, когда в ее жизни появилась Тубу хала. Тетя с ее нежным, ласковым голосом. Она совсем не была похожа на маму, разве что такая же добрая. И теперь у Нигяр была своя комната с игрушками, книжками, по которым хала учила ее читать и писать. Она не помнит, когда впервые назвала тетю Тубу мамой. Может, когда вместе ходили в цирк или когда покупали нарядное платье на школьный утренник, или когда вместе пекли первый в ее жизни шоргогал. Девочке казалось, что мама Тубу была всегда. Она и сейчас рядом. Школа, первые оценки, подружки, похвалы учителей. Теперь Нигяр взрослая, у нее своя семья. О том, что она из Ходжалы, девушка узнала от мамы Тубу и все время пыталась представить, каким был ее отчий дом. Сейчас она хочет только одного – ступить на свою родную землю, поклониться ей, прижать к сердцу горсть, пропитанную кровью родителей.